"Золотые, густые, манящие,засверкали под сопкой — взгляни:
Словно яркие звездочки счастья, молодого поселка огни..."
Таким увидел Певек чаунский топограф поэт Геннадий Елгин чуть более пятидесяти лет назад, незадолго до присвоения поселку романтиков и ромашек статуса города, первого за Полярным кругом.
Произошло это 6 апреля 1967 года. А еще в конце двадцатых годов здесь безраздельно хозяйничал местный ветер, норовистый «южак»,
гнавший снега да песок с Пээкинэя и других ближних сопок, а по лету — зеленый паковый лед да крутую свинцовую волну по акватории бухты — на противолежащий остров Большой Роутан.
И одиноко сопротивлялись стихии ставшие на широкой, глубоко вдающейся в Чаунскую губу галечной косе две избушки и цинковый склад — принадлежность то ли торговой фактории Дальгосторга,
то ли артельщиков Союзпушнины, как разноречиво утверждают биографы города...
«Территория» — такое условное и емкое определение дал этому месту геолог и писатель Олег Куваев — кочевыми племенами не слишком обжива-лась, оседлые чукчи традиционно тяготели к долинам Большого и Малого Анюя,
где природа побогаче и где с конца XVIII века действовала ярмарка. А ведь издавна, по отрывочным свидетельствам, бухта славилась обилием гольца, песец да лисица просились в «пасти»,
а самые отважные охотники шли на бело-го медведя.
Ветер ли отпугивал отсюда осторожных во всем чукчей или недостаток ягеля для оленей, а может, старинная легенда, отразившаяся в названии главен-ствующей над прочими шестисотметровой сопки — «Пээкинэй»,
что топонимисты переводят с чукотского как «Пахучая гора», возводя этимологию странного имени к якобы случившейся здесь когда-то кровопролитной битве, в которой местные племена защищали свою землю от пришлых.
Запах мертвых тел навсегда, дескать, остался в памяти людей и в названии сопки.
И хотя известный ученый, знаток чукотского и эскимосского языков Владилен Леонтьев привел иной вариант перевода: «Вздутая, или Толстая гора» — желание причаститься к историческому событию делает первый вариант
более привлекательным и ходовым — и навряд ли стоит корить за это детей природы-северян.
Так или иначе — да здравствует гора, подарившая свой топонимический корень «пээк» с красивой легендой в придачу нынешнему городу!
Он вырос за историческое мгновение на семидесятой параллели, там, где коротким северным летом сопки-красавицы любуются своим отражением в холодном и все еще чистом зеркале бухты.
Впервые попавшие сюда сразу замечают, будто небо нависло над ними; кажется, что оно ниже, чем «на материке».
И отсутствие какой-то непременной детали пейзажа настораживает, словно чего-то не хватает на картине. Приходится несколько раз обвести взглядом окрестность, прежде чем догадаешься, что нет здесь деревьев.
Ощущение душевной потери может обернуться действительным приливом кислородной недостаточности. Но это только по первости!...
Узнать больше...
